Эраст Павлович Гарин относился к плеяде «недооцененных» актеров советского театра и кино. Сказочный король, нерешительный жених, напористый профессор археологии – это лишь начало внушительного списка его ролей. А сколько он мог бы их еще сыграть?
Гарин начал свой творческий путь под руководством гениального театрального реформатора Всеволода Мейерхольда, проработав с ним более 10 лет. Их совместное творчество балансировало на грани ссор и примирений. Но даже не внушительный на театральном поприще срок, позволял актеру открыто спорить с режиссером. А, скорее, какое-то тонкое взаимопонимание между двумя нестандартными личностями.
Кстати, затевать спор с Мейерхольдом позволялось только ему. Последний прощал ему даже негативное отношение к своей жене Зинаиде Райх (бывшей жены С. Есенина), которую Эраст Павлович считал весьма посредственной актрисой. Из-за чего супруга часто устраивала Мейерхольду разнос.
Во время одной из таких сцен с Зинаидой Николаевной случилась истерика. «Ты строишь театр для Гарина!» – кричала она мужу. Успокоилась актриса только после того, как Хеся Локшина (супруга Гарина) вылила ей на голову полный кувшин воды. Тем не менее, несмотря на все протесты жены, отношение Мейерхольда к своему любимому ученику не изменилось. «Я спешу на репетицию окрыленный, потому что ожидаю встречи с Гариным», – говорил Всеволод Эмильевич.
К сожалению его внешность, по мнению «кинополит» верхушки, не сочеталась с общепринятым образом советского гражданина. Гарину отводились только «сказочные» роли, чем, собственно говоря, он и пользовался.
Сказки были для него всем. Это был его любимый жанр. Гарин мог сыграть или поставить спектакль так, что зрители еще долго находились под впечатлением. Именно поэтому его чаще всего приглашали в сказочные или комедийные картины. Но даже незначительные образы в его исполнении становились яркими и запоминающимися. Вспомнить только роль ученого-археолога Мальцева из «Джентльменов удачи» или дедушку-вахтера Кати из «Девушки без адреса». Но самым запоминающимся был конечно Король из «Золушки»!
В тридцатые годы Эраст Гарин ехал с группой артистов в Ленинград. По пути, собравшись в купе, читали вслух пьесу Николая Эрдмана «Мандат». Рано утром, едва поезд прибыл в город на Неве, в купе вошли люди в штатском и арестовали Гарина. Дело в том, что проводник, проходя мимо, прислушался, и какие-то реплики показались ему подозрительными. Он сообщил бригадиру поезда, что в его вагоне едут антисоветчики, а тот связался с представителями органов.
Артиста доставили в тюрьму и допрашивали двое суток. Причем, один из следователей очень внимательно прочитал пьесу и наставил уйму вопросительных и восклицательных знаков. Но в конце концов Гарина отпустили. А через некоторое время состоялась премьера этой пьесы. После спектакля к Гарину подошел тот самый следователь и поздравил с успехом.
Работа с Мейерхольдом позволила Гарину стать настоящим мастером режиссуры. Работая с актерами, Эраст Павлович всегда был верен себе: скрупулезен, уважителен, ответственен. У него был замечательный предрепетиционный ритуал: садясь за стол, установленный в зрительном зале, Гарин говорил «Ну, давайте погнием?». Гнить – для него означало, глубоко поработать над ролью, проникнуться ею, докопаться до сути. ПВ театре Эраст Павлович всегда появлялся первым. Он считал, что в его обязанности входит персональная проверка всего, что нужно именно на этой репетиции. Тратить время зря просто недопустимо: нельзя было отвлекаться на организационные моменты в ущерб творчеству.
Но, несмотря на это, во время репетиций Гарина можно было увидеть и в бельэтаже, и в ложе, и в разных частях зрительного зала. Он анализировал, как будет выглядеть то или иное действие, с высоты, слева или справа от сцены. Режиссер очень волновался, чтобы каждый зритель, даже если он сидит на последнем ряду, смог все хорошо увидеть и понять. Эраст Павлович уважал зрителей, актеров, персонал театра…ричем проговаривал это в свойственной только ему манере.
После ареста и расстрела Мейерхольда в 1940 г. Эраст Павлович так и не смог подобрать «своего» режиссера. Более того, создавалось ощущение, что талантливого актера начал преследовать какой-то злой рок. Из политических соображений запретили картину «Швейк готовится к бою». В годы войны бесследно исчезает экранизация гоголевской «Женитьбы», а премьера и последующие показы мейерхельдовского «Горя от ума» – практически сорваны.
Многие коллеги Эраста Павловича считали, что причиной его смерти были не болезни, а тоска. Гарин не мог понять, почему его творчество перестало быть нужным…